Он жив. Он снова нас вытащит.
Эта вера, которой командир так боится, которая так его бесит, которую он так любит, помогает мне чуть лучше понять и его, и Рыболова.
Рыболов вручил свои душу и жизнь Командиру Вселенной. А пока, в ожидании начала своего путешествия в небеса, он просто налегает на весла.
Остальные уступают вере урывками, когда приходится тяжело, когда страшно, что сами не справятся, – тогда они верят все до единого. Жаль, что командир сам не может отыскать себе подходящий объект для веры.
Он слишком циничен для любой религии, а адмирал устроил такой цирк, что перестал годиться на роль полубога. Что тогда остается? Служба? Этому нас учили все годы Академии.
Танниан – сила и слабость командования. Со всем своим стратегическим гением вдохновить своих капитанов он не может.
Колотушка успокоилась, но лишь когда затычки уже подтянулись к волосяным трещинам переборок.
Клаймер умирает медленно, как человек с тяжелой формой рака.
Кусок замерзшей воды. Не на сто процентов неприятный сюрприз. Он означает немного лишней энергии, лишней подвижности. Или долгий, прохладный запас воды для людей. Господи, как пить хочется! Потеть нечем.
– Оружейный, приготовиться! Есть возможная цель номер один. Векторы целеуказания передаются.
Что за черт?
Одна из полос на экране Рыболова выделяется ярче других. Эта, что ли? Извлечь смысл из этого хаоса может только современный тактический компьютер. Очень густой стала эта смесь и очень быстро меняется.
Мы в центре всеобщего внимания. В дисплее целая толпа зеленых бликов. Может быть, штаб решил протянуть руку помощи?
А вся неразбериха могла получиться сама собой.
– Командир, инженерный на связи.
Это опять Дикерайд. А Вейрес-то где?
– Командир, поток водорода из гидролизеров неустойчив. Нам может не удасться произвести достаточно водорода для выполнения ваших указаний по отношениям сдвига.
– Вспомогательные?
– Работают.
– Резервный водород?
– Хватит на пятнадцать минут. Вышел из строя манометр главного давления… Мы не знаем, сколько времени уже оттуда берем. Пришлось смотреть по…
– Сообщите, когда останется на пять минут. Мистер Пиньяц? К нам приближается ракета. Надо ее сбить.
– Наводку произвели, ведем слежение, командир.
– По моей команде, – говорит Старик и отправляется шептаться с Уэстхаузом.
– Командир, еще один объект с неизбежным столкновением, – докладывает Роуз со спокойствием психа.
Остальные не менее спокойны. Просто странно.
Стены смыкаются. В дисплее теперь что-то видно – локально. На нас летит ракета. Придется с ней потанцевать, сбить с толку и в нормальном пространстве добить лучевым оружием. Мельчайшая задержка, и та фирма загонит нас в смертельную траншею.
Тревога. Выходим в норму.
– Давайте, мистер Пиньяц.
Результат не слишком эффектен. Ракета испаряется, но я не вижу ее гибели на экране.
– Командир, оружейный на связи. Гамма-лазера больше нет.
Разваливается эта куча хлама.
Танец снов на границе смерти тянется еще полчаса. Мы сбили еще четыре преследующие ракеты, потеряли еще один лазер. Уэстхауз проматывает топливо, колдуя над скоростью. У командира, как всегда, какая-то своя мысль. Я ни малейшего понятия не имею, что он планирует. Пытаюсь отвлечься на собственные проблемы.
Перемена. Очень захватывающая. В нас летят три ракеты. Как на этот раз увернемся? Времени на хитрости нет. Остановиться и сбить одну – настигнут другие.
– Командир, инженерный на связи. – Это снова Вейрес. – Водорода осталось на пять минут.
– Спасибо, мистер Вейрес. Максимальная мощность. Закачайте в хранилище, сколько сможете.
Я панорамирую Ханаан. Еще ближе. Пешком дойти.
– Сэр? – спрашивает Вейрес.
– Минутку. Уэстхауз, продолжайте. Лейтенант, просто выдайте всю накопленную мощность.
Командир погружается в свои мысли. Я смотрю в дисплей, смотрю на Уэстхауза. Он закончил танец. Ханаан раздувается, как воздушный шар. Мы несемся прямо на него.
Командир включает интерком и начинает вещать на весь корабль.
– Солдаты, осталось взять последний барьер, и у нас осталась последняя уловка. Это был хороший корабль. На нем летали отличные команды, а нынешняя – самая лучшая. Но теперь корабль мертв. Он не может летать и не может драться.
Что за пораженческие разговоры? Старик никогда не сдается.
– Мы выйдем на орбиту по эту сторону луны и разделимся на отсеки. Ту фирму это должно удовлетворить. Служба спасения нас подберет. В отпуске соберемся у меня в Кенте на ужин в память нашего корабля.
Я уже чувствую, как пахнут сосны, слышу бриз в их кронах. Неужели Мери и вправду ушла?.. Шерон… Ты привела обратно свой клаймер, лапонька? В драке с конвоем их не меньше дюжины пропало…
Экипаж отвечает Старику молчанием. Самой нерушимой тишиной, какую я в жизни слыхал.
А что говорить? Предложите другой вариант.
– Солдаты, нашими руками делается история. Я горжусь, что служил с вами.
Впервые Старик командует кораблем сидя.
Он кончился. Расстрелял последний диск. Но все так же вьются вокруг него беспокойные клубы дыма.
– Скоро ли, мистер Уэстхауз? – спрашивает он ослабевшим голосом.
Мы делаем последний краткий перелет в гипере. Продолжаем сбивать с толку ракеты.
– Две минуты тридцать… пять секунд, командир.
Странный этот Уэстхауз. Невозмутимый. Тот же профессионал, что и в день погрузки на борт. Когда-нибудь он с хладнокровием Старика будет командовать клаймером.