Рейд - Страница 89

– Сержант Никастро, обратный отсчет к разделению. Тродаал, впрысните еще раз в штаб информацию о наших намерениях. Мистер Уэстхауз даст вам данные орбиты. Воспользуйтесь второй аварийной частотой.

Что будут делать ракеты, когда их цель разлетится по пяти направлениям? Три ракеты. Кто-нибудь да выкарабкается.

Эй, вы, боги войны, дайте передохнуть!

Шанс есть. Какой-никакой, а есть. Хозяева этих охотников преисподней не могут поправлять действия своих псов. Тем приходится рассчитывать исключительно на собственные тупые мозги. Потому-то мы до сих пор живы.

Спазм у меня в желудке еще туже. Страшно. На нас с ревом несется момент истины.

Мы прошли барьер, за который противник пока не рискует перешагнуть. Может быть, линия планетарной обороны завязала смертельный узел вокруг Тервина и за нами гоняются только эти три киллера-имбецила?

Что на камере? Тервин. Его ко всем чертям расколошматили, а работа все кипит, плетет паук свою огненную паутину.

Клаймер виляет. Уэстхауз с Вейресом обмениваются проклятиями. Последние секунды перед выходом на орбиту.

Я вот что скажу. Когда напуган до мокрых штанов, на другом сосредоточиться трудно.

Пиши. Займи руки делом. Все что угодно, лишь бы отвлечься.

– … девять… восемь… семь… – тихо звенит голос Никастро.

Шесть – пять – четыре – три – два – один – НОЛЬ!

Ба-бах!

Ты мертв.

Нет. Я не мертв. Еще нет.

Корпус сотрясает волна грохота – отдаются отстреливаемые болты. Превосходно. Слава Богу. Хоть что-то еще работает как надо. Меня ударяет в бок. Наш блок ракет уносит нас от остальной части корабля.

– Отделение рабочего и инженерного с зажиганием ракетных двигателей, командир.

Какое тонкое наблюдение!

Голова кругом идет. Аквариум дисплея пылает. Где ракеты? Не поймешь. Антенны были на торе. Мы летим вслепую…

Тяга прекращается. Затычки столпились у переборки между нами и оружейным. Легкость в голове… Свободное падение. Искусственной гравитации нет. Командир выплывает из кресла.

Сериал продолжается с участием теперь уже следующих отсеков. Последним будет отделяться эксплуатационный. Грохот там будет убийственный. Чарли, надеюсь, ты выдержишь. Кригсхаузер, ты так и не назвал имени.

– Оружейный отсек отделился, командир.

Одна камера наружного наблюдения у меня осталась. Я слежу за пламенем ракет. Резко усиливаю увеличение. Вижу тор. Он пылает, качается, вертится, стремительно уменьшается, озаряемый ракетами. В тех местах, где его лижут лучи прожекторов, остаются серебряные следы.

Клаймер уходит из поля зрения. Появляется полумесяц Ханаана. Мы идем в сторону рассвета. Надеюсь, спасатели разберутся в наших траекториях.

Встает солнце. Яркое, величественное, оно ползет по той излучине мира, к которой мы так давно вожделеем.

Где же ракеты противника?

Есть что-то особенное в зрелище, когда мать-звезда материализуется позади планеты-дочери. Это наполняет благоговением перед творением. Даже теперь, когда смерть гонится по пятам. Вот это да еще, быть может, облака – высшие доводы в пользу существования Создателя.

Пора снова глянуть на тор.

Боже! Новое солнце!

– Тор! Первая ракета попала в тор, – произносит Берберян. Голос, как жабье кваканье.

Ну естественно. Top – самая большая цель. Через несколько секунд с ним все будет кончено… По нашему отсеку проносятся вздохи. Слабеет напряжение. Теперь наши шансы – пятьдесят на пятьдесят.

– Ого! Снова в тор! – кричит Берберян. – Вторая хренова проклятая ракета, мать ее, тоже долбанула в тор!

– Давайте докладывать по установленной форме, – наставительно предлагает командир.

Я разве что не вою от радости.

И все-таки… Есть еще третья, запаздывающая. Огромный черный монстр с моим именем, выцарапанным на зубах.

Надо навести камеру на Ханаан. Хочу, умирая, видеть мир.

А ведь как этот мир сладок! Как прекрасен! Ни одну женщину, даже Шерон, никогда не хотел я так, как хочу этот мир.

– Третья в тор целиться не будет, – говорит Ларами.

– Заткнул бы ты свой сосальник, ладно? – огрызается Роуз.

Пиньяц попробует последний лазер, но этого не хватит. Два раза уже не вышло, верно?

И все равно Старик победил. Кто-нибудь из нас останется в живых.

Если существует Дьявол (Рыболов в этом не сомневается), то наверняка его любимая пытка – чувство вины. Кроме моего, есть еще три отсека, и я надеюсь, что молот упадет на другой. Есть во мне некая часть, абсолютно лишенная совести.

На экране вспыхивают огоньки.

– Готов, – удается выговорить мне.

– Кто? – спрашивает чей-то голос.

– Берберян? Тродаал? – спрашивает командир.

Проходит несколько секунд. Я исступленно пишу, потом останавливаюсь, застываю с карандашом в руке.

– Командир, – говорит Тродаал, – эксплуатационный отсек не отвечает.

– А, Чарли. Мать их так.

– Вот так, друзья, – говорит командир. – Выключайте все. Мистер Яневич, распорядитесь… – Он замолкает, чтобы выбить трубку. – Вахты по аварийному расписанию.

Кригсхаузер. Фоссбринк. Чарли Бредли. Лайт. Шингледекер. Татабурун. Все погибли? Нет. Кто-то остался в инженерном.

Бедняга Чарли. Он подавал надежды. Накрылся в первом же патруле. Добро пожаловать на клаймер, парнишка.

По нему я буду горевать. Он мне нравился.

Интересно, выжил ли Кригсхаузер? Он терпеть не мог уходить с камбузика.

Ладно, если не выжил, то больше у него проблем нет. Плохо, что я ему ничем не смог помочь.

Во всем есть свои положительные стороны. Они не страдали. Даже не поняли, что их убило.