Рейд - Страница 71

К оглавлению

71

– Отчасти. Хотя более вероятны повреждения в самих пушках.

Еще одна ситуация в череде тех, что мне не нравятся.

– Сколько пройдет времени, пока та фирма догадается, куда мы делись?

– В скором времени они начнут осматривать звезды, – не скрывает Пиньяц. – Уловка не нова. На самом деле – одна из любимых у Старика. Однажды мы всю дорогу домой пропрыгали от звезды к звезде. Он перепрыгнет к следующей, как только Уэстхауз закончит свои расчеты.

– Где ты служил до клаймеров? – пытаюсь я извлечь пользу из порыва разговорчивости.

Пиньяц смотрит на меня странным взглядом и делает непроницаемое лицо. То же самообладание, что у командира, и еще меньшая склонность к откровенности.

До следующей звезды восемь часов полета. Люди снова дремлют на постах. Уэстхауз опять выходит на такую же классную орбиту. Кажется, у нас получается. Командир заставит противника увеличить сферу поиска. Теперь ее трудно достоверно контролировать. Появившись в операционном отсеке, я какую-то такую догадку высказываю Яневичу.

Он поднимает бровь, насмешливо улыбается.

– Степень твоей осведомленности налицо. Эти ребята – профи. Они знают, кто мы такие. Знают командира. Знают, сколько топлива мы можем нести. – Он кивает. – Да, у нас неплохие шансы. Чертовски хорошие шансы, поскольку нет Ратгебера. Самые опасные места позади.

А я не вижу ничего такого страшного. Уже двенадцать часов нет контакта.

Экипаж особенной пользы из этих часов не извлек. Все они на грани полного истощения. Людям надо отдохнуть, по-настоящему расслабиться, надо похоронить призраки тех, кто остался позади…

Кое-кто из ветеранов странно на меня смотрит. Надеюсь, меня не сочтут Ионой… Не уговаривай себя, лейтенант. Не остались бы в живых те люди, если бы ты не протолкался на борт? Не был бы сейчас в патруле джонсоновский клаймер?

От таких мыслей можно рехнуться.

Глава 9
Погоня

Мы все ближе и ближе к рекорду длительности полета. Яневич говорит, что до сих пор самым долгим был полет около девяноста дней, точно он не помнит. Память вообще выкидывает странные штуки. Адаптируется к требованиям службы на клаймере. Вот, например, погибшие – никак не могу вспомнить лиц.

Ни одного из них толком не знал, кроме Холтснайдера, да и того не настолько хорошо, как мне хотелось бы. Могу составить список формальных физических характеристик, но лица не вспомню. Чтобы горевать, необходимо делать над собой усилие.

Недостаток чувств становится общим свойством. Мы под прессом ситуации.

Для нас нашлась необитаемая звезда-укрытие. Кругом планеты, их спутники и полный набор астероидных осколков. Чтобы спрятаться, лучше места не найти. И оппонентам не найти лучше места, чтобы установить простенькие космические зонды пассивного наблюдения, обнаруживаемые не легче наших маяков.

Чувство вины за то, что я мало переживаю за погибших, для меня не ново. Нечто подобное со мной происходит на всех похоронах. Видимо, это последствия социализации. Но мне просто не больно.

И горе с гневом, когда девчонки Джонсон сели на лошадь Гекаты, тоже недолго длилось. Наверное, им просто не нашлось места в этом карманном мирке.

Пиньяц перевел меня на гамма-лазер. При правильном ведении цели эта пушка пробьет любые защитные поля. Ненадежность этого оружия – притча во языцех, и наша пушка не исключение. Она уже несколько недель барахлит.

Первые симптомы появились в виде еле различимых аномалий в показаниях расхода мощности. Изменялась входная мощность при постоянной мощности на выходе. Кривая мощности на входе лезла вверх, а это значило, что все больше энергии уходит в паразитные спектры.

От этого пушка не превращалась в генератор тепла, но будущее ее как оружия оказывалось под большим вопросом.

И это лишь одна из кучи проблем, в которых тонет корабль. Плесень, с которой не справиться. Зловоние, проникшее, кажется, даже в металл. Изнашивается все сильнее одна система за другой. В большинстве случаев нам придется их форсировать. Запчастей у нас с собой мало, и на маяках тоже не все есть. Основное освещение постепенно тускнеет. Все больше и больше времени экипаж тратит на ремонтные работы.

И запасы продовольствия начинают иссякать.

Жутко наблюдать, как вокруг тебя разваливается корабль.

Еще страшнее наблюдать разложение команды. Наша определенно катится вниз. Идиотская практика бесконечного перешвыривания людей с корабля на корабль приносит свои плоды. У них нет того командного духа, что дает лишнюю крупицу стойкости.

А именно это критично в тот момент, когда повисаешь на самом краю пропасти и едва-едва держишься.

– Мистер Пиньяц, – говорю я, – у меня неприятности. Выходная мощность скачет.

Пиньяц угрюмо изучает показания приборов.

– Вот гадство! Еще повезло, что она так долго продержалась. – Он звонит в операционный отсек. – Командир, в газовых картриджах гамма-лазера сильные перепады давления.

– Насколько сильные?

– Больше десяти минут не проработает.

– С тех пор как я здесь, – обращается он ко мне, – не устаю твердить, что нужны лазеры на кристаллических кассетах. И что? Они слушали меня? Шиш. Они сказали, что кристаллы быстро выгорают, и нечего тратить объем-массу на запасные.

– Подождите, мистер Пиньяц, я сделаю кой-какие расчеты.

– Жду, командир.

– Неужели нет запасных картриджей? – спрашиваю я. – На бомбардах мы их меняли в пять минут. Щелк-щелк – и все.

Пиньяц качает головой.

– У нас на клаймерах не так. Добраться до картриджей можно только снаружи. А главный довод командования – что мы никогда не участвуем в столь длительных операциях, чтобы брать с собой запасные.

71