Рейд - Страница 56

К оглавлению

56

Я подозреваю, что командир собирался оставаться наверху дольше. Потеря обоих квартирмейстеров заставила его изменить планы.

– Мистер Яневич, поработайте с Ларами и шеф-квартирмейстером. Если понадобится, пользуйтесь стимуляторами. Джангхауз, смотрите в оба.

– Есть, командир.

На этот раз до объявления о контакте проходит пять минут.

– Мы догнали их, – говорит Яневич, массируя икры Никастро.

Места положить шеф-квартирмейстера на палубе еле-еле хватает. Старпом улыбается счастливой дурацкой улыбкой.

– Стоило бы ему соли ввести.

Он кричит:

– Есть у нас в аптечке пилюли кальция?

– Очень сожалею, сэр.

– Гадство.

Уэстхауз делает поворот под сумасшедшим углом.

– Командир, не хотите поменять маяки? Они могли вычислить генеральный курс…

– Нет. Держите курс на один девять один.

Жара такая, что можно вялить изюм, а я весь дрожу. Температура упала на двадцать градусов и продолжает понижаться. Влажность всего десять процентов.

– Какого ты хрена лыбишься? – огрызаюсь я на Яневича. – Тьфу, блин! С вами, похабниками, и сам начнешь материться. Так или иначе, мне кажется, что если эти гады смогут поймать наш курс, они нас догонят. Только как же они это сделают?

Никастро стонет, пытается оттолкнуть от себя Яневича. Командир помогает придержать его.

– У них в Ратгебере есть гигантский компьютер-киборг. В нем как составляющее используются человеческие мозги. И другой задачи у него нет. Теперь они знают, что это за корабль, кто командует и как давно мы вылетели. Они это довели до искусства. Главный у них на Ратгебере ушлый. И с каждым днем умнеет.

– А почему бы нам не остановиться, а они пусть гоняются за предсказанием своего компьютера?

– Потому что это самый старый трюк. Плюхнемся прямо к ним на колени. Понимаешь, основная проблема в том, что они превосходят нас численностью. И могут проверять сразу много гипотез. Со времени последнего контакта они разработали не меньше сорока вариантов.

– И мы никак не собираемся огрызаться?

Чему он так радуется? Это бесит меня больше, чем упорство ребят из той фирмы.

– Конечно, нет. Нам платят не за потасовки с истребителями. Мы охотимся за транспортными судами.

Во время следующего спуска из клайминга мы окончательно сбросили тепло, избавились от собравшихся отходов и перешли в гипер до появления противника. Мы их стряхнули. Старик говорит, что это обычная процедура. Мне это утверждение показалось сомнительным.

Я понесся к своей койке, как только нас отпустили с боевых постов. Обычно первыми пропускают тех, у кого трудности в клайминге, но на этот раз я воспользовался преимуществами сверхштатного положения и своими полномочиями. У меня они есть. И вообще, можно один раз побыть слабачком.

Не один человек костерил меня за то, что моя задница лежит в раковине. Я давал советы, куда можно засунуть заботу о личной гигиене.

Мне-то никто никогда не уступал.

Последний взгляд на командира – он стоит, как на параде, глядя в пустой аквариум монитора.

Оказывается, мы следуем к единственному маяку, оборудованному инстелом. Магнитофон занят докладом о бое с «Левиафаном». Время отдыха, время осмысления.

Ракеты у нас еще не кончились.

Глава 7
Приказы

Патруль меня достает. Сегодня я почти со всеми грызусь или задираюсь. Во мне, как в закупоренной бутылке, кипит страх.

Не я один хожу с угрюмой рожей. Меньше стало улыбок, меньше шуток. Экипаж притих. Между людьми нарастает не высказываемое, но очевидное напряжение. Недалеко до драки. Нужен клапан для спуска давления.

До этого я постараюсь не покидать операционного отсека. Не хочу стать участником. Из-за сдерживающего присутствия Старика операционный отсек стал самым безопасным местом на корабле.

Когда я прихожу, на вахте Пиньяц. Рядом командир. Командование ответило на наш рапорт. В конце-то концов.

– Подонки! – рычит Пиньяц.

Командир вручает мне листок. Это поздравления. От танниановых лизоблюдов.

– Ни одного слова о Джонсон, – бормочет Пиньяц. – Гады железобетонные. То же самое будет с нами. Некий печальный мешок с дерьмом переведет нас в неактивный файл, подождет с годик, а после разошлет «с прискорбием сообщаем».

Никастро дарит Пиньяцу взгляд, исполненный яда. Его руки белеют и трясутся.

– Письма на этих чертовых бланках, вот что они рассылают. Набитые таннианским враньем о доблестных воинах, приносящих высшую жертву. Господи! Говори потом о бездушии.

Никастро вскакивает, я встаю у него на пути. Он замахивается. Я легким толчком отправляю его обратно и спрашиваю:

– Как там дела, сержант?

Он погружается в неловкое молчание.

Удара Пиньяц не получил, но из дальнейшего понял достаточно. Он перестает скулить.

Слишком многие все видели и ничего не пропустили. Весть расходится.

Может быть, это позволит мне сделать прорыв. Один обычный случай, абсолютно незапланированный. После постоянных безуспешных попыток хоть что-нибудь придумать.

Первым начинает обсуждать инцидент командир. В частной, разумеется, беседе.

– Сегодня утром я случайно заметил кое-что интересное, – говорит он, прихлебывая кофе, сваренный для придания большей остроты очередному нашему спаррингу.

– Да? Я сомневаюсь.

– В чем ты сомневаешься?

– Что ты что-либо сделал случайно. Ты даже дыханием управляешь, как хореограф балетом.

Он позволяет себе усталую, сардоническую улыбку.

– Ты отлично нашелся. Могли быть неприятности. Ито мог начать настаивать на своих прерогативах. – Он продолжает обрабатывать свою трубку. – Ты всегда был хорош в таких ситуациях. Боюсь, что Никастро мне придется сожрать.

56