В этом патруле обязанности Яневича не соответствуют другому названию его должности – первый вахтенный офицер. Первую вахту стоит сам командир. Яневич – вторую. Третью – Пиньяц. На линейных кораблях третью вахту, как правило, стоит астрогатор. На клаймерах этим занимается квартирмейстер. Командир от вахт свободен.
Но Старик считает, что наш младший лейтенант еще зелен. Когда спокойно, он дает Бредли стоять вахту. Временами он поручает это мне. Порой – Дикерайду. «На всякий случай». Даже Вейреса командир время от времени ставит на вахту. Одна из неписаных обязанностей офицера – научиться всему, чему только возможно. Когда-нибудь это может спасти корабль.
Расписание вахт на клаймере не играет большой роли ни для кого, кроме тех офицеров, кто принял на себя четырехчасовые интервалы ответственности. А люди приходят и уходят. В операционном отсеке Никастро и Канцонери следят лишь за тем, чтобы на важных постах кто-нибудь был. Холтснайдер и Бат в оружейном поступают точно так же.
А вот в инженерном отсеке, где большинство пультов нуждаются в постоянном дежурстве, все структурировано более жестко – там по шесть часов работают и по шесть часов отдыхают.
Первая наша программа, начатая на месте последнего известного положения цели, ничего не дает. Пока мы ждем джонсоновский клаймер, Уэстхауз пишет новую. Но уже не надо. Джонсоновский клаймер унюхал след нейтринной эмиссии.
Эта весть неуловимо меняет каждого. Через несколько минут все на местах по боевому расписанию. Разговоры сводятся к случайным нецензурным замечаниям, излишне громким или неестественным.
Скуки больше нет. Эти ребята действуют резче, чем можно было предположить по их виду последнее время. Командир справился со своей работой.
Уэстхауз увлечен профессиональной беседой с коллегами с другого клаймера. Старик и старпом держатся поблизости.
Проходит два часа. Мы разбиваем на квадраты зону, где Джонсон поймала нейтринные следы. Она танцует с нами. Два радиуса обнаружения почти совпадают.
У меня пробуждаются внимание и интерес, хотя и не к своему экрану. Мне хочется уловить все детали, не упустить ни одного нюанса в поведении людей, ни одного их движения, ни одного выражения лица. Я хочу увидеть малейшие изменения в манере речи, выдающие внутренние переживания.
Наиболее разительно переменился Старик. У него внутри будто щелкнул переключатель, и он стал истинным командиром. Ему повинуются без слов. Космонавты кидают на него взгляд, и тут же их глаза возвращаются к работе.
Клаймер ожил. Акула учуяла кровь.
Именно чтобы увидеть такого командира, я и отправился на Ханаан. Того, чье место только что было занято брюзгливым, недоумевающим незнакомцем, плывущим без руля и без ветрил. Теперь сомнения и страхи и кисло-горькое самоедство – все в сторону.
Это подействовало и на меня. Я успокоился. Он нас вытащит.
Что творится у него внутри? Действительно ли он все это отбросил и оставил только долг? Даже в минуты наибольшей откровенности мысли его не прочесть. Судя по всему, что я о нем знаю, он напуган до смерти.
По новой программе оба корабля исследуют крохотный участок пространства минутными сдвигами в гипер и обмениваются информацией каждые полчаса.
В течение первых тридцати минут мы получили дюжину нейтринных сигналов.
– Интенсивность? – спрашивает командир.
– Высокая, командир.
– Направление? Расчетный курс?
Это хитроумная работа. Все равно что засечь свет карманного фонарика на расстоянии в километр, под углом, за одну микросекунду и попытаться угадать, где он и куда движется, если он движется.
Роуз и Канцонери ругаются и бормочут заклинания над своим мыслящим дьяволом. Квартирмейстер озвучивает подсказанные дьяволом цифры.
– Ввести данные в монитор, – командует Старик.
Аквариум мигает при регулировке. В нем ромбовидное изображение, сбоку – клаймер. От корабля через весь аквариум отходит узким конусом красная тень.
– Размер изображения – двадцать дуговых градусов, – говорит Канцонери. Тонкий черный карандаш тычется в центр красного конуса. – Генеральный курс в пределах трех градусов от направления на Ратгебер.
– Расстояние?
– Не определяется.
Естественно. Чтобы определить расстояние по интенсивности нейтринного выброса, нужно знать тип корабля.
– Очень хорошо, мистер Уэстхауз. Давайте посмотрим, что у командира эскадрильи.
Сеть смыкается. Данные от Джонсон стянут ее туже.
Время еле тянется. Я ерзаю. Два ищущих клаймера оставляют массу тахионных следов. Они слышат наше приближение. И ощетинятся. Сейчас они стиснули зубы и зовут старших братьев.
Командир смеется, будто читая мои мысли.
– Не волнуйся. Наша фирма посылает в бой самое лучшее.
– Умение ждать не входит в число моих добродетелей.
Остальные более терпеливы. Они этому обучены. Как я теперь понимаю, девяносто девять процентов работы клаймера – ожидание.
Сумеют ли они сохранить форму до контакта?
У Джонсон достаточно данных. Зона охоты сокращается до размеров заднего дворика. Пора выгонять кролика с грядки.
Мы несемся вперед, зная, что через несколько часов встретимся с той фирмой.
Идем по горячему следу. Нейтринное оборудование поет и булькает. Мы всего на несколько световых часов позади. Уэстхауз и его коллега почти прекратили разговор. Общаются компьютеры.
На этот раз мы почти взяли его в вилку. В инфракрасном диапазоне мне видна длинная рапира его ионного следа. Внешний вид корабля пока не улавливается даже при максимальном увеличении. На нем черная защитная окраска, и движется он слишком быстро.