Рейд - Страница 36

Все это время Рыболов смотрит на экран и притворяется глухим. В его личной вере силен фундаменталистский уклон.

Из темного лабиринта проводов внутреннего круга раздается голос Ларами:

– А классно было бы встретиться с кораблем, где в экипаже девочки! Герметизируем шлюзы – и недельные каникулы экипажам.

И хихикает, как девятилетняя девочка от щекотки.

– Да, – размышляет кто-то. – А кудряво было бы заняться этим в нулевой гравитации.

У Роуза есть об этом байка. Такая же неправдоподобная, как и все подобные истории. Никто, естественно, не верит ни единому слову. Да это и не важно.

Тот же голос повторяет, что не прочь заняться этим в свободном падении.

Кто-то другой отвечает:

– Хочешь попробовать, так спускайся вниз к Хардвику.

Старики подавляют смешок. Никастро останавливается между мной и Рыболовом:

– Что-то память у тебя короткая. Призрак. В этом рейсе твоего дружка с нами нет.

Я удивлен. Никастро обычно не встревает в эту игру.

Он хлопает Рыболова по плечу:

– Отличный вид, Джангхауз. – Он показывает на приборную панель.

Отличный вид? Либо что-то обнаружено, либо нет. «Хорошо» и «плохо» не имеют ничего общего с тахионным оборудованием, здесь все зависит исключительно от искусства оператора интерпретировать видимое. Когда нет контактов, ему остается только пялиться на зеленые лампочки и пустой экран. Лишь появление желтого означает, что надо смотреть в оба.

Потом до меня доходит. Рыболову не хватает уверенности в себе. Ему нужна поддержка. Религия – тоже попытка ее обрести.

– Откуда у Ларами прозвище «Призрак»?

– Говорят, – отвечает Никастро, – что он получил его в учебной команде за талант становиться невидимым, когда есть работа. Черпак получил свою кличку, потому что обязан очищать параши во время клайминга. Эту награду Старик приберегает для тех, кто действует ему на нервы. Ребята снизу объяснят тебе свои клички лучше меня.

Клички – занятная штука. Почему так получается, что к одним они липнут, а к другим нет? У нас в батальоне были люди, всегда носившие какое-нибудь прозвище, и прозвища эти менялись мгновенно. Некоторых я так и не узнал по имени. А вот у меня никогда не было клички. В молодости меня это беспокоило. Может быть, меня не любят?

Наверное, мне недостает колорита.

Уж Роуз-то с Тродаалом достаточно колоритны. Но только тродааловское «Тро» – и никаких других кличек я ни про одного из них не слышал. Чудно.

Роуз травит очередную байку. Теперь о своем последнем отпуске.

– Едем по той дороге, на юге от Т-Вилля, и тут эта сучка, лет шестнадцать ей, рассекает, пыль поднимает. Джавиттс увидел ее и говорит «Вот эту я сейчас сниму». Она не пытается нас остановить даже. Чешет себе как ни в чем не бывало, будто направляется к ближайшему капустному полю. Джавиттс к ней подкатывает и спрашивает, не желает ли она прокатиться. Она пялится на нас с полминуты, наверное, и говорит: «О'кей». Таких ловкачей, как Джавиттс, больше нет. За десять минут, зуб дам, он уговорил ее остановиться у бараков. Как только мы туда добрались, он позвонил той, другой сучке и сказал, что мы немного задержимся. Всю дорогу треплет языком. И вот, пока он за рулем, наступает моя очередь. Я и думаю, как бы это вслед за ним ее уболтать? Только зря беспокоился. Друг, ты просто не поверишь.

– Тебе не поверю, – говорит Тродаал. – У тебя вранье из ушей лезет. Но ты же все равно расскажешь, так что заканчивай. А то неизвестности не вынести.

– Как-нибудь на днях, Тро. Не забудь напомнить. Знаешь, чего тебе не хватает? Терпения, Тро. Ты чертовски прав: я собираюсь рассказать. Слушай и учись.

– Так что со шлюхой?

– У тебя еще меньше терпения, чем у Тро, Берберян. Что она делает? Она поворачивается ко мне и говорит: «Знаешь, я начала трахаться, когда мне было одиннадцать». Зуб дам. Так и было. Прямо с ходу. И с самой невиннейшей улыбочкой. Я офонарел. Единственное, что я сообразил сказать, – это: «Ты тогда, наверное, отлично научилась». А она и отвечает, что так и есть, и начинает рассказывать обо всех парнях, что у нее были, и как они ей говорили, что других таких не видали.

– Натянул ее?

– Ясен хрен. Дай дорасскажу…

– Эй! – кричит кто-то из внутреннего круга. – Это вы ее на Хейердал-роуд подцепили? У нее еще шрам такой от кесарева сечения?

Это Ларами.

– Ну да. А что? – Роуз чуть-чуть насторожился.

– Он не врет, мужики. Это та шлюха, что в последний раз наградила меня триппером.

Смех, свист и вой.

– Рези пока нет, когда ссышь? – кричит Тродаал и сам же первый восторженно хохочет.

– Учитывая его способ, – кричит Ларами, – пусть лучше следит, нет ли рези, когда плюется!

Через меня перегибается старпом и нажимает кнопку общей тревоги.

Через мгновение из своего гнезда спускается командир и оглядывает объятый тишиной отсек. Заметив меня на посту, улыбается.

Нажимает кнопку интеркома.

– Говорит командир. Слушай мою команду. Готовимся к маневровым учениям. Начальники отсеков, докладывайте.

Все докладывают, что все по местам и в полной готовности.

– Инженер, подача горючего?

– Есть, командир.

– Астрогатор, у вас все чисто?

– Чисто, командир.

Я бросаю взгляд на спину Уэстхауза. Такое впечатление, что он смутился не меньше Рыболова. Странно. В «Беременном драконе» он не особенно был застенчив.

– Инженерный отсек, переходим в гипер по моей команде. Готовься! Начали!

На мгновение мне показалось, что все внутри корабля закружилось и унеслось в другую геометрическую реальность.