У Джангхауза озабоченный вид.
– Может быть, им не удалось уйти.
Последние у нас сведения – что танкер заметает следы после случайного контакта с одиночным кораблем противника.
– Даст Бог, они успели воззвать к небесам.
Похоже, его чувства задеты всерьез.
– А то нам просто придется возвращаться.
– Нет, этого не будет. Мы останемся здесь, пока не пришлют новый танкер.
Ага! Появился свет.
– Вижу вас над собой, «Акернар», – говорит отдаленный голос. – Настраивайтесь и спускайтесь. «Метис», конец связи.
Рыболов заметно расслабился:
– Это буксир. Мы, наверное, были вне полосы частот. Столько накручено для безопасности, что с полосами частот бывает путаница.
Но это может быть и имитация переговоров, попытка конкурента усыпить нашу бдительность. Однако это подозрение больше никому в голову не приходит. Все радуются. Через мгновение Тродаал говорит:
– «Акернар», «Акернар», это «Сьюбик Бей». Звездная песня. Линкольн тау тета Пекин Борс. Конец связи.
– Почему не «шибболет»? – бормочу я.
– «Сьюбик», «Сьюбик», это «Акернар». Голубой свет. Иди гамма-гамма высокий ветер. Лондон Гейзенберг. Конец связи.
– Сладость юной любви, – говорит Яневич из-за моего плеча. – Мы нашли, кого искали.
– Зачем здесь буксир класса «Титан»? Что тут тащить?
– Лед. «Метис» срежет несколько кусков и скормит их кораблю-носителю, а тот их расплавит, дистиллирует и заполнит наши баки.
– А тяжелая вода? Я думал, что нам нужен только легкий водород.
– Молекулярные сортировщики. Тяжелый водород корабль-носитель заберет домой, для производства боеголовок.
– «Сьюбик» – это танкер?
– Угу. Еще несколько часов – и можешь начинать молиться, чтобы мы пережили заправку.
Заправка вынесена так далеко из-за антиматерии. Если что-то не заладится, взорвется – мало не будет.
АВ везут откуда-то еще. Нет смысла провозить его сквозь блокаду Ханаана.
– Ты думаешь, самая суровая служба на клаймере? – спрашивает Яневич. – На танкер АВ меня только мертвым затащат. Там служить – психом надо быть.
Он прав, если подумать: сидеть на паре сотен тысяч тонн антиматерии и знать, что микросекундная ошибка в системе контейнеров – и тебя нет…
– Но кто-то должен это делать, – добавляет он.
Танкеру приходится здорово поманеврировать. Наши относительные скорости абсолютно не совпали. Пришлось потратить несколько часов, чтобы вывести корабли на одну траекторию. Надо бы мне нацарапать что-нибудь в блокноте, пока есть время.
Мы со Стариком, старпомом и еще несколькими офицерами в кают-компании. Наш третий ужин. Командир пытается провести эту процедуру так, будто мы на цивилизованном корабле, а это непросто. Откидной стол ужасно исцарапан. Я цепляюсь локтями с лейтенантом Пиньяцем.
Старик спрашивает:
– Как тебе спалось?
– Это, черт возьми, не курорт в Биг Рок Канди Маунтин, но осваиваюсь. Еле-еле. Черт!
Опять Пиньяц шевелит локтем.
Начальник оружейного – на удивление маленький и тощий, родом со Старой Земли, черный и блестящий, как полированный идол черного дерева. Говорит, что он из города Луанды. Никогда не слышал о таком.
Этот маленький человеко-паучок прошел на корветах всю унтер-офицерскую лестницу. На клаймеры пошел добровольцем, когда ему предложили офицерское звание. В свои двадцать девять он старше всех на борту. К сожалению, патернализм его характеру совершенно чужд.
Младший лейтенант Бредли и кок-пират по имени Кригсхаузер крутятся возле конклава и прислушиваются. Здесь, они считают, открываются тайны – хоть лопатой греби. Что кок услышит, о том через час будет знать весь корабль.
– Может быть, и не курорт, – улыбается командир.
Сегодня его улыбка – тень той, что была два дня назад.
Он играет на публику. И много играет. Будто твердо убежден, что командиру нельзя выходить за рамки жестко определенной роли, не оставляющей места для актерских интерпретаций. Он подозревает, возможно, что назначен на эту роль по ошибке. Играет, кажется, в основном на Кригсхаузера.
– Но ты, кажется, из людей, побуждающих к действию. Эта посудина не видала столько стирки носков и протирания яиц с тех пор, как мы встречались в патруле с клаймером Мириэм Ассад.
Кригсхаузер делает вежливейшее и невиннейшее выражение лица и наливает нам всем по капле командирского кофе. Я начинаю догадываться.
– Может быть, это твое благотворное влияние. Может быть, они беспокоятся за свои репутации, хотя сомневаюсь. Кригсхаузер, с тех пор как служит на клаймерах, ни разу белья не менял, а уж стирать его и не думал.
На реакцию кока командир не смотрит.
– Если его волнует его репутация, пусть лучше займется жратвой, – говорю я. – Назвать это восстановленным дерьмом – комплимент.
– Назови-назови. Ты никого не обидишь.
И в самом деле дерьмо. Вязкое вещество в тюбиках и порошки в коробках – вот основные ингредиенты этой еды. Кригсхаузер с кем-нибудь, кто назначен в помощники, смешивает эту дрянь с водой и капелькой купоросного масла. Клаймерщики единодушно настаивают, что это имеет вид дерьма и запах дерьма. Разве что вкус не тот.
Витаминов, минералов, аминокислот там, однако, навалом. Все, в чем нуждается тело для хорошей работы. Только о душе не заботятся.
Хорошая еда, конечно, слишком много весит. Здесь нет синтезатора, как на больших кораблях. Теперь я понимаю, почему все рюкзаки были забиты овощами и фруктами.
Меня беспокоит отсутствие грубой клетчатки. После аварии я долго был помешан на диетическом питании, да и сейчас иногда слежу. Грубая клетчатка – это важно.