Рейд - Страница 26

Почти херувимское лицо перерезает тень. Он не хочет вспоминать, но ничего не может с собой поделать. Усилия остаться здесь со мной порождают в нем заметное напряжение.

– Считается, что у инженерного отсека защита лучше. В том, наверное, смысле, что там смерть быстрее.

Этим словом он меня поразил. Вид у него вполне спокойный, но слово «смерть» выдает душевное смятение. Он рассказывает о самом в своей жизни страшном.

Я попытался представить себе этот кошмар. Жуткое, вынужденное, безнадежное бездействие на борту корабля, потерявшего энергию и ход. Пережившим первый разрушительный удар остается надеяться исключительно на помощь извне. А пути клаймеров пересекаются редко.

Надо отдать должное штабу: когда прекращается связь с кораблем, они немедленно бросаются выяснять, в чем дело.

– Болты вы не взрывали?

Эти болты возбуждают мое любопытство. Абсолютно новый для меня аспект конструкции корабля, и очень тянет выяснить все секреты этого сюрприза.

– Болты взрывать? А зачем? Корабль могут найти. Обычно известно, где искать. А отсек… Их практически никогда не находят. Не взрывай болты, если корабль сам не собирается взорваться.

Последняя фраза звучит Одиннадцатой Заповедью.

– Но если энергия уходит, а танк с АВ без управления…

– Е-система работала. Мы ее заставили. И не надо думать, что мы не обсуждали вариант разделения.

Он начал огрызаться. Надо сменить стиль. Чем устраивать допросы, лучше попытаться спровоцировать их на добровольные рассказы.

– На самом деле нельзя разделяться, если не знаешь, что тебя сейчас подберут. Продержаться после разделения больше пары дней может только эксплуатационный отсек.

– Вот это и называется «выдержать удар».

Как они это выдержали? Когда ничего нельзя сделать, лишь пассивно наблюдать, как падает уровень энергии, да гадать, когда сдадут магниты.

– Не думаю, что я бы смог.

– Ускорение через десять секунд, – объявляет голос в интеркоме. – Девять. Восемь…

Завыла сирена. Все должно быть закреплено. Чтобы никакие предметы не начали неожиданно летать в воздухе и врезаться в людей. Клацает, закрываясь, люк оружейного отсека. Яневич ложится на живот, проверяя его герметичность.

Старик смотрит на часы. Девятнадцать часов сорок семь минут. На Ханаане, в Ямах, полночь. Я гляжу в камеру и вижу мир, огромный и величественный, очень похожий на все остальные людские миры. Много голубого, много облаков, и границу между водой и сушей отсюда сложно различить. Как высоко Тервин? Не так высоко, чтобы планета уже не была внизу. Можно и спросить, но какая, собственно, разница. Совсем другое меня волнует теперь. Гаденький голосок откуда-то изнутри, не переставая, талдычит, что треть всех полетов завершается в зоне патрулирования.

– Где затычки? – спрашивает командир. – Черт побери, где затычки?

– Ой!..

Человек, сидящий за интеркомом, нажимает на какую-то кнопку. В отсек вплывают наполненные газом пластиковые шарики размером от мячика для гольфа до теннисного мяча.

– Хватит, хватит, – ворчит Никастро. – А то ничего видно не будет.

Новичок, решаю я. Наслышан о командире. Старается показать себя с наилучшей стороны. Слишком сосредоточен. Столько уделяет внимания деталям, что в целом работа не очень клеится.

Затычки будут бесцельно болтаться весь патруль и вскоре сольются с фоном. О них вспомнят лишь в том случае, если судно даст течь. Тогда наша жизнь будет зависеть от них. Они устремятся к дыре, подтягиваемые улетучивающейся атмосферой. Если пробоина будет невелика, они лопнут, пролезая сквозь нее, а внутри у них – вязкое, чувствительное к кислороду покрытие.

Кот бросается на ближайший мячик, бьет его лапами, но тому хоть бы хны. Фред делает вид, что ничего особенного не случилось. Кошачья природа щедро наделила его даром сохранять чувство собственного достоинства перед лицом полного публичного провала.

В случае больших пробоин затычки не помогут. Мы погибнем раньше, чем их заметим.

Удовлетворенный состоянием люка, Яневич поднимается на ноги и, перегнувшись через меня, щелкает переключателем.

– Эксплуатационный отсек. Говорит старший помощник. Продолжаем переход к рабочей атмосфере.

Сейчас корабль наполнен воздухом Тервина, то есть планетарной атмосферой. Рабочая атмосфера будет состоять из чистого кислорода при давлении в пять раз меньше нормального. При таких условиях уменьшается нагрузка на корпус судна, потенциальная утечка газа и общая масса.

Кислород при низком давлении – стандартная для флота атмосфера.

Это удобство имеет свои недостатки – драконовские меры противопожарной безопасности.

Этот псих, командир, взял с собой на борт трубку и табак. Неужели он собирается курить? Это против правил. Впрочем, кот на корабле – тоже.

– Радар, есть кто-нибудь из той фирмы?

– Никого в пределах видимости, сэр.

Так легче. В течение пяти ближайших минут мне голову не оторвут.

А что это Яневич забеспокоился? В паразитном режиме единственное боеспособное оружие на судне – дурацкая магнитная пушка.

Из ниоткуда доносится голос Джангхауза:

– Господь нас хранит. Он прибежище верных.

До меня не сразу доходит, что он пытается вернуться к тому нашему разговору.

Пробный шар, я полагаю. Хочет посмотреть, как я прореагирую. Если я не покончу с этим немедленно, он развернет кампанию по обращению меня в истинную веру по полной программе.

– Возможно. Но, сдается мне, он проводит достаточно много времени в дружеских беседах и с господами из другой команды.